Стихотворения | Поэмы | Легенды и баллады | Стихотворения в прозе
Басни | Сказки | Легенды и предания | Главы из романа "Уста Каро"| Рассказы

1 2

ШИДХАР
(Персидское сказание)


Вечный странник Шидхар поднял задумчивый взор и нахмурил лоб, опален­ный солнечным зноем.
С удивлением увидел он: древнее море, вдоль шумных берегов которого не раз за много веков проходил он бесприютным скитальцем, ныне превратилось в изнемогающую от зноя, повитую тернием пустыню.
И увидел он, что на месте прежних зеленых морских волн, колыхавших, как пу­шинки, стаи кораблей, теперь расстилаются песчаные просторы, желтые, схожие с гривами львов, царей пустыни.
И вместо кораблей мерно проходят глухо звенящие караваны.
Тяжелым железным шагом подступил он к вожатому каравана и громко спро­сил его:
- Сколько времени прошло с тех пор, как здесь возникла пустыня? -Ты, видно, рехнулся, несчастный старик, — захохотал вожатый.
- Я правду говорю, друг незнакомец; много лет назад, когда я проходил по этим местам, здесь было безбрежное море, а теперь я нахожу безводную пустыню...
И его жуткий голос, казалось, донесся из глубины веков.
- Хоть по глазам твоим нельзя судить, что ты сумасшедший, но что за несураз­ности слышу я от тебя! Предки предков наших предков проходили этими местами, а до них проходили еще многие - пустыня испокон веков была и остается... Ты бре­дишь, старик, бредишь!
Суровая усмешка затаилась в уголках смуглых губ Шидхара. И он зашагал опять. Снова потекли века за веками.
Стопы скитальца Шидхара, сотни лет попиравшие землю, еще раз привели его к пустыне.
Приблизившись к рубежам знакомой страны, увидел он, что на месте вчераш­них просторов шумит теперь многолюдный город.
- Ну и быстро же построили вы этот город!
- Как так... построили? Много веков стоит этот город: предки предков наших предков — и те не знали, кто и когда заложил его. Город наш древен, как мир.
Хмурым взором смотрел великий скиталец на город. На улицах, рынках толпи­лись мужчины, женщины и дети.
Одни задумчиво прохаживались, другие беспечно отдыхали, дети шумно рез­вились вокруг фонтанов.
Женщины, украшенные розами и жемчугом, очаровывали мужчин, и их мечта­тельные взоры сулили бессмертную любовь.
Златоусты на площадях гремели о вечной истине, о красоте, о высших устрем­лениях человека...
И опять суровая усмешка зазмеилась на мрачно сжатых губах Шидхара.
"Мимолетный миг, что люди зовут жизнью, кажется вечностью этим несчаст­ным... Спасительный самообман!.. Они пытаются проникнуть в тайны океана бы­тия и предписывать законы необъятной беспредельности!.. Но жизнь их мимолет­ней той тени, что отбрасывает скользящее над пустыней облачко... Посмотрим, од­нако, что будет завтра...
И скиталец вновь двинулся в путь, следуя неутомимому бегу времени.
Прошли века и еще века: наступило завтра.
  Вспомнил Шидхар забытый город, и захотелось ему посетить его.
Когда Шидхар добрался до городской черты, то на месте города он увидел нео­бозримые луга в пышном расцвете весенних цветов. На берегу реки плясали юные девы. И пастух пас овечьи стада под напевы своей свирели.
- Куда же девался город? - спросил Шидхар у пастуха.
- Какой город? - удивился пастух.
- Много лет назад я был в этих самых местах; здесь стоял многолюдный город.     О нем веду я речь...
Пастух, окаменев от изумления, глядел на Шидхара.
- Когда появился этот луг? — спросил Шидхар.
    - Непонятны слова твои... Предки предков наших предков и многие поколения еще задолго до них пасли здесь стада. Этот луг существует испокон веку ...
И опять засмеялись в улыбке мрачные уста древнего скитальца; укоризненным взором, словно кинжалом, пронзил он пастуха.
"Жалкие люди! Вчерашнего для них не существует, одно лишь нынешнее при­знают они... Они поют и резвятся, не предчувствуя того, что вчерашняя могила    под их стопами завтра должна стать их собственной могилой..."

И вновь зашагал Шидхар. Снежно-белые волосы развевались над хмурым лбом его. Он шел и горько раздумывал о простодушии человека, о мимолетности его су­ществования и о стремительном течении бытия...


 

  1907. Перевод Я. Хачатрянца

Содержание | Начало страницы

БОГДЫХАН ШИ-ХОАНГ-ТИ
(За 200 лет до рождества Христова)


Владыка Поднебесного царства, надменный, недоступный, как небо, богды­хан Ши-Хоанг-Ти восседал на троне, мрачный и свирепый. В его глазах грозно бу­шевали волны Желтого моря, что неустанно бьются о берега Китая. На угрюмом челе, отягощенном тяжкими думами, извивались морщины, подобно змеям пусты­ми Гоби. Сидел он черной тучей, готовой разразиться  громом и молниями.
Склоненные, как нива ураганом, пред ним предстали павшие ниц ученые и му­дрецы Китая - четыреста пятьдесят голов в страхе и трепете покорно приникли к мраморным ступеням трона.
Раздался громоподобный голос богдыхана.
- Предана ли огню и обращена ли в дым и пепел заносчиво вознесшаяся на башне Духов обсерватория?
- Да, повелитель неба и земли! Согласно твоей божественной воле, преданы огню и обращены в дым и пепел и обсерватория и башня, - робко произнес глав­ный советник, касаясь дрожащей головой пола.
-Преданы ли огню и обращены ли в дым и пепел в подвластных нам землях те свитки и манускрипты, что тщатся разрешить загадки вселенной, но лишь вводят в заблуждение и смущают человеческий дух?
- Да, о сын богов, о солнце в небе и небо над землей, воля твоя всесильна - по­всюду в стране собираются свитки и манускрипты и каждый час сжигаются на двор­цовой площади, - ответствовал главный советник, припав лбом к подножию трона.
- А теперь скажите мне вы, ученые и мудрецы, - обратился к ним богдыхан, -вы, кто исследует небо и земные недра, души людей и животных и многое, многое другое. Скажите, для чего живет человек, в чем смысл жизни? Откуда мы явились в мир и куда уходим? Что такое материя? И что такое - сила? Ответьте мне. Скажи­те, что такое - вселенная? Зачем она возникла, где ее конец и начало? И наконец, что такое время и пространство, в чем их смысл?
Наступило глубокое молчание.
- Скажи мне, о Старец, ты - мудрейший из мудрецов, - обратился богдыхан к старшему среди них.
- О великий богдыхан - орел меж царей, ты знаешь все в тысячу раз лучше нас, ибо ты - сын неба и посланец солнца, - с благоговением произнес Старец.
- О чем же вы пишете, о чем спорите, надрывая глотки, в своих академиях, если не ведаете смысла сущего?
- О всемогущий повелитель!.. Мы можем ответить, если угодно будет твоему божественному слуху, можем объяснить много вещей, но суть всего сущего - что
есть что и для чего? - нам неведома. Столь велика, столь чудовищно огромна все­ленная, что мы уподобляемся человеку, который, стоя на берегу и взвешивая лишь одну каплю бескрайнего океана, хочет узнать вес всего океана. Бессилен человек, он сродни копошащимся в тине червям.
Каждый предмет, каждое явление имеют свою причину и следствие. Мы стоим на некой неизвестной ступени лестницы причин, и когда, исследуя их, опускаемся постепенно, ступень за ступенью, в глубины вселенной, наша мысль растворяется, улетучивается, точно капля воды под палящим солнцем... Никто не может дойти до начальной ступени, потому что ее нет...
Великий посланец богов! Все, что мы видим, чувствуем или слышим, рождено праматерью всего сущего, праматерью всех причин. В наших руках только одно зве­но цепи причинности, а все остальные бесчисленные звенья сокрыты в бесконечно­сти. Никто никогда не мог и не сможет достичь первого звена, потому что его нет...
- К чему мне тогда все то, что я вижу, слышу, ощущаю, если даже ребенок зна­ет и понимает вещи только такими, какими сам их чувствует или воображает? Со­держание вселенной меня не интересует, я хочу понять ее сущность. Хочу постичь время и пространство. Дайте ответ... или умрите все.
Гневно зарычал богдыхан, и яростно заплескалось Желтое море в его грозных глазах.
Ужас объял всех. Как лепестки лотоса, затрепетали мудрецы и ученые.
- О сын неба, всеблагой дух, властный над нашей жизнью и смертью, воля твоя и твоя страсть к познанию - священны, но и сам великий Сакья-Муни -вершина, Гималаи мудрости, сам великий Конфуций, сам великий Лао-цзы, устами которых говорит божество времени и пространства, вечности и бесконечности, не смогли, хотя бы чуть-чуть, приподнять завесу над недоступными таинствами мироздания.
-Все вы умрете, если не ответите на мучающие меня вопросы,- прорычал бог­дыхан, - все вы должны умереть!
Тогда от гнева и отчаяния обрел смелость старый мудрец, ударил посохом о мраморный пол, тряхнул седовласой гривой и бросил дерзновенный взгляд на бог­дыхана.
- Повелитель рабов!.. Вселенная бездонна, безбрежна, не имеет ни начала, ни конца, безгранична в своем времени и пространстве. Бесчисленное, количество звезд и солнц рождается и умирает, как мгновения в вечности, как мельчайшие ра­кушки в океане. Вселенная наполнена большим числом потухших светил, боль­шим количеством скоплений планет, чем роев пчел в ульях, чем зерен риса в огром­ных амбарах нашего могущественного владыки.
Если ты, владыка, оседлаешь огненного крылатого коня, который будет лететь быстрее света и мысли и доставит тебя в одну двухтысячную долю секунды к дале­кому солнцу и с той же быстротой будет мчаться сквозь мириады, мириады веков, сквозь пространства вселенной, даже и тогда он ни на волос не удалится от твоего трона... так огромна и необъятна вселенная.
Другого мы ничего сказать не можем, убей нас, ты - сын солнца, ты должен знать то, чего не можем знать мы.
Старец умолк. Богдыхан, сжав ладонями суровое лицо, задумался.
Наступило долгое, тяжкое, устрашающее молчание... Потом богдыхан, не под­нимая головы, безжизненным голосом прошептал:
- Уведите всех и отрубите им головы.
Главный советник покорно склонился перед богдыханом, ученых и мудрецов увели на казнь.
На следующий день по приказу богдыхана явился к нему старший советник и доложил, что ученые и мудрецы обезглавлены.
В потухших глазах богдыхана сверкнули молнии, он приказал:
- От дворцовых стен до подступающих к небесам вратам Гималаев и до бере­гов великого океана распространите манифест о том, что отныне в пределах Под­небесной не должно появиться ни одной книги о смысле жизни, ученые не долж­ны задаваться целью истолковать первопричины и первоосновы сущего, не долж­ны исследовать тайны вселенной, особенно загадки времени и пространства. Ни­когда. Никогда.
Возвестите миру, что богдыхан Ши-Хоанг-Ти умертвил Дух и Мысль, пото­му что Дух ведет к отчаянию, мысль - к смерти. Да погибнут Дух и Мысль! Да здравствует жизнь инстинктивная и бессознательная! Пусть живет мой народ в не­ведении - без Мысли и Духа, - радостный и счастливый, пусть любит, плодится, веселится под животворящим солнцем!
В тот же вечер придворные нашли богдыхана мертвым на троне - собственной рукой он вонзил себе в сердце кинжал.


 

  Газарапат, 1907. Перевод М. Малхазовой

Содержание | Начало страницы

СПОР ОМАР ХАЙЯМА С БОГОМ
(За 200 лет до рождества Христова)


Скорбный певец Хорасана Омар Хайям восседал в саду среди золотистых нар­циссов и пил вино из глиняной чаши, чтобы забыть тщету мирскую.
Откуда ни возьмись, вдруг поднялся неистовый ветер, стал кружиться на одной ноге, как безумный, бросаться из стороны в сторону, все сметая и круша на сво­ем пути...
Потом неожиданно налетел на бедного Хайама, невидимым крылом задел и опрокинул чашу, - вино пролилось на землю.
Вконец осатанев, яростно размахивая руками, завывая, как зверь, злой ветер умчался вдаль и исчез.
Хайям то с возмущением смотрел ему вслед, то с сожалением - на живитель­ную влагу, которую, как горький пьяница, вмиг впитала в себя земля.
И тут, подняв глаза на небеса, скорбный певец Хорасанских цветников Омар   Хайям обратился к богу:

 
Ты разбил мою чашу с алым вином,
                                       Бессердечно разбил, мой бог,
                                       Дверь веселья захлопнул, чтоб я не смог
                                       Отворить эту дверь, мой бог.

Пусть землею подавится под землей
                                     Тот, кто выпил мой алый сок.
Как ты мог? Неужели и ты со мной
                                      Вдрызг напился тогда, мой бог?

 

   И до слуха всевышнего дошли дерзкие слова поэта. Разгневался он не на шут­ку: ничтожный смертный смеете ним так говорить?
И бог наказал Хайяма: рот его искривился, язык перестал повиноваться.
Вдохновенный певец земных печалей и радостей лишился дара речи.
Отрезвев, поэт понял, за что так сурово покарал его господь. Еле ворочая язы­ком, не без горькой усмешки, обратился он к Всевышнему:

Есть ли безгрешные в мире твоем,-
                                       Спросить остается, мой бог.
                                       Как же безгрешному в мире твоем,-
                                        Прожить удается, мой бог?

 

А если меня, сотворившего зло,
                                         Ты злобно караешь, пророк,-
                                         В чем разница между тобою и мной
Спросить остается, мой бог.

  И опять до слуха Всевышнего дошли мудрые слова и раскаяние Хайяма. Уди­вился он: простой смертный может так рассуждать?
Бог устыдился собственного гнева, простил поэта. И не только вернул ему утра­ченный дар речи и алое вино, но наградил еще большей мудростью.


 

  1909. Перевод А. Макинцян

Содержание | Начало страницы

ФАТИХ СУЛТАН МЕХМЕД

Султан Мехмед в праздничном тюрбане восседал после обеда в большом зале сераля на троне.
Левой рукой он придерживал бороду, приложив указательный палеи к тонкому, длинному острому носу. Испытующим взором смотрел он на коленопреклоненных у его ног великого визиря, сераскяра, дефтердара и мюнечим-баши.
Зоркий взгляд великого визиря читал на лице султана его душевное состояние, непроницаемо скрытое от всех. Султан был взволнован известиями, сообщенны­ми ему визирем.
"Не беда, - раздумывал султан, - я сумею, если захочу, поднять гяуров-венецианцев на свиней-генуэзцев; однако пока нужно притворяться их другом, чтобы потом, выбрав подходящий случай, ударить по ним наверняка. Так!"
И обратился к государственному казначею:
- Ты, дефтердар, на этих же днях отправишь от моего имени драгоценные по­дарки венецианскому и генуэзскому князьям, как свидетельство моей дружбы. Дефтердар земно поклонился.
- Какие у тебя еще вести, садразам? - спросил султан у великого визиря.
- Великий султан, мадьяр Униади собрал в Белграде множество аскяров, а ар­наутский Искендер-бей перешел твои рубежи. Немало твоих верных слуг замучил и убили, а многих взял в плен, - испуганно ответил визирь.
Ни один мускул не дрогнул на лице султана.
-Великий миродержец падишах, щит ислама, твои бесстрашные воины, пылая огнем мести, ждут лишь приказа, чтобы ринуться на поле битвы и победить или умереть во слав у твоего имени...- набравшись смелости, заговорил сераскяр - во­енный министр.
Опять на лице султана не дрогнул ни один мускул.
- Любимец аллаха, избранник судьбы, вечный фатих султан, - прервал насту­пившее безмолвие дворцовый звездочет мюнечим-баши, - сочетание небесных светил весьма благоприятно для твоих замыслов. Наступило время вырвать из но­жен твой непобедимый меч.
Великий визирь, сераскяр и мюнечим-баши сговорились убедить султана в не­обходимости войны с гяурами.
Султан взглянул на визиря. Тот счел удобным повести новую речь:
- О чем думает властитель наших дум и сердец, владыка всех королей, шахин­шахов и султанов? Что думает твой мудрый гений об объявлении войны? О чем ду­маешь ты сам, великий царь, Соломон наших дней?..
- Я?.. О чем я думаю? Это только одному мне известно. Если бы даже волосок моей бороды узнал о моих мыслях, я бы вырвал его с корнем!.. - властно возраз­ил султан и смолк.
Замолчал и визирь, поняв, что от султана не узнаешь, хочет он войны или нет.
Ему была известна безграничная скрытность султана, он даже припомнил слова его, что душа победы - в умении скрывать тайну, что, только приняв решение и обдумав его со всех сторон, надо быстрее молнии исполнять его. Однако сераскяр сделал попытку возбудить гнев в султане.
- Великий гази падишах, тебе, что овладел десятью государствами и покорил сто семьдесят городов, воевода Дракул, этот гяур-валах, осмелился нанести невы­носимую, нестерпимую обиду, оскорбив твоих верных слуг. Он потребовал, чтобы послы твои сняли перед ним тюрбаны, а когда они, согласно нашему священному обычаю, отказались, этот пес заметил: "Ладно, пусть будет так", - и приказал пала­чам прибить тюрбаны к их головам. И палачи вонзили им в черепа огромные гвоз­ди и в страшных мучениях предали смерти...
- Нельзя стерпеть этого! Нельзя! - в один голос подтвердили и визирь и деф­тердар.
При этой ужасной вести султан громко и радостно захохотал. Долго не смолкал его хохот. Гнусная выходка Дракула показалась ему очень забавной и остроумной.
Потом, передохнув от смеха, он велел дворецкому привести ожидавших за дверью поэтов и Джентила Беллини, славного венецианского живописца, который издав­на жил в Стамбуле и писал портреты поклонника искусств падишаха и его прибли­женных.
Они вошли; с низким поклоном опустились на колени поэт-философ Синан, он же султанский библиотекарь, поэт Гамди и поэт Шехди, воспевший победы и под-ииги фатиха в четырех тысячах строф. Тут же был и живописец Джентил Беллини.
Султан милостиво приветствовал их. Он изливал свои монаршие щедроты на поэтов и философов и любил беседовать с ними о возвышенных вещах. Султан и сам писал газели на фарсидском языке под псевдонимом Авни.
Султан достал из-под тронной подушки книгу, испещренную персидскими ми­ниатюрами.
- Гамди, - молвил он, - я прочитал "Юсуф и Зюлейха" Джами. Превосходная вещь. Мне хочется, чтобы ты перевел ее для нашего народа с таким же совершен­ством, как переведена тобою "Лейли и Меджнун" Низами.
Гамди, сияя от счастья, припал лицом к ковру в знак своей всегдашней готов­ности служить господину.
- А ты, дефтердар, послал ли в Герат моему любимому Джами мой ежегодный золотой дар?
  Дефтердар земно поклонился.
  - Синан, - продолжал султан, - любишь ты Джами?
- Избранник божий падишах, может ли быть, чтобы я не любил поэта, любимо­го гобой? Ведь он один из седьмерицы иранских поэтов.
- Да, но больше всего меня восхищает Джелаледдин Руми. Мудрость его не шает границ. Урумский философ Аплатун уступит ему в глубине.
- Правда твоя, великий падишах, истинно божественен Джелаледдин Руми, а
не Аплатун. Ведь согласно мудрости Руми, цель человеческой жизни, цель нашей души - раствориться в своем первоисточнике, в боге, в том море, откуда берет на­чало наше бытие. Наше естество шаг за шагом должно преобразиться в землю, в растение, в животное, в человека, потом в ангела и, наконец, приблизиться к богу.    Султан обратился к Шехди:
- Вчера я получил диван Зейнаб-ханум, мне посвященный. Есть там прекрас­ные газели, но мне больше по сердцу газели Михри-ханум. Как сладостно она воспевает своего возлюбленного! По красоте она равняет его с богом. Завтра, дефтердар, ты пошлешь им обеим от меня в подарок багдадскую и делинскую парчу, мюсле и савои, — все, что мило женскому сердцу.
- Справедливо ты изволил заметить, око мира, солнце султан, - произнес Шехди, - когда читаешь творения Михри-ханум, как будто слышишь пение дервиша Нези-ми, обоготворившего красоту и видевшего в возлюбленной олицетворение божества.
- Неужели?.. Пусть завтра же Синан доставит мне диван Незими, а сегодня я передам тебе несколько газель, недавно мною написанных. О них мы побеседуем послезавтра.
Затем он устремил взор на венецианского живописца.
- Что нового ты сделал, мой друг?
Знаменитый мастер раскрыл полотно с изображением отрубленной головы Ио­анна Крестителя. Восхищенный султан похвалил сочетание красок и вскользь при­бавил:
- Однако этот обрывок мяса, всё еще видный на перерубленной шее, не согла­суется с правдой.
  Живописец удивленно взглянул на султана.
- Да, — продолжал султан, — когда отсекают голову, шея мгновенно исчезает, по­тому что мускулы вместе с кожей и жилами сейчас же стягиваются и скрываются в голове и туловище.
И, заметив сомнение на лице живописца, приказал дворцовой страже приве­сти раба. В зал был введен раб. По знаку султана взмахом сабли рабу отсекли го­лову. Потом султан обратил внимание живописца на отсеченную голову:
- Не моя ли была правда, дорогой Беллини? -Да, подлинно, мудрый падишах...
В это время с минарета донеслась вечерняя молитва муэдзина. Султан встал и направился на вторую половину сераля для омовений и намаза.
Взор султана увидел подползавшего к нему кизлар-агаси - главного евнуха.   Султан таинственно шепнул ему что-то; главный евнух с довольной улыбкой при­жал к глазам полу падишахова халата и тотчас же отполз.

Неверной поступью, точно призраки, один за другим покинули все зал мудро­сти и преступления.


 

  1921, Венеция. Перевод Я. Хачатрянца

Содержание | Начало страницы

ЛИЛИТ
(Иудейское сказание)

После того как бог единым глаголом уст своих создал небо и землю животных, птиц и растения, взял он щепоть земли и сотворил человека.
Создал он его затем, чтобы человек дивился величию своего творца и восслав­лял имя божие.
И поселил его в Эдеме, в пресветлом раю.
Новосозданный Адам дивился чудесам божьим. Обозрел он всех животных, всех птиц, все разнообразные растения, изумился и восславил имя великого ма­стера.
Но почувствовал себя Адам в одиночестве, без друга и затосковал. Бог, видя одиночество Адама, подумал:
"Сотворю же Адаму нежного друга, чтобы не один он мог услаждаться дара­ми райскими".
И, перехватив возносившийся к небу язык пламени, претворил его в первую женщину - Лилит. И созерцая свое создание, очарованно изрек: -Добра, потому что прекрасна!
Потом подозвал Адама. И, соединяя нежную руку Лилит с рукою прачелове-ка, молвил:
-Адам, вот тебе подруга-прекрасная Лилит. В глазах друг друга созерцайте об­раз свой и в сердцах друг друга носите любовь свою. Плодитесь и размножайтесь!   Адам, во все дни свои будь добр к Лилит, а ты, Лилит, повинуйся Адаму.
Лилит пристально посмотрела на Адама, и обоняния ее коснулся запах глины. И почуяла Лилит, что взор Адама, тяжелый, как земля, гнетет, давит ее волосы и плечи. И быстро вырвала руку свою из его руки.
Адам взглянул на Лилит, и перед ним предстала вся ее беспредельная красота, обольщающая и манившая его с непостижимой силой.
И смежил он веки, полный зачарованного ужаса.
А когда отверзлись опять глаза его - насилу изрекли уста его:
- Слава тебе, боже, ты сотворил прекраснейшее и совершеннейшее из всех тво­их созданий. Ты увенчал вселенную. Слава тебе, беспредельная и вечная!
Когда Лилит услыхала эти слова, она нежно склонила голову на левое плечо, и первая довольная улыбка засияла на ее прекрасном лице. Адам, движимый неведо­мым ему доселе чувством, вновь потянулся к руке Лилит. Однако Лилит ускольз­нула от Адама, как пламень.
Понял Адам, что сердце его отныне приковано к лучезарным стопам Лилит -нераздельно и неразлучно. И, последовав за Лилит, увидел ее на волшебном бере­гу озера, где томно плавали белоснежные лебеди.
Лилит радостно созерцала пленительных птиц. Их гибкие, длинные шеи вос­хищали ее. И сладостным голосом манила она лебедей. И когда Лилит склони-
лась, чтобы приласкать лебедей, она вдруг увидела в воде чудо:обворожительное лицо. И, догадавшиеь, что это только отражение, восхитилась собой и преиепо-лась гордости.
Рассыпавшиеся по груди и по плечам волосы свои она заплела и предостави­ла косам обвиваться вокруг шеи и плеч, извиваться на плечах и на спине. И все с тем же восхищением вглядывалась она в отражение свое и не могла наглядеться.
 Небесная синь с солнцем своим и осколок Эдема отражались в зеркале озера. И увидала Лилит, что солнце не ярче ее очей, что бездонные очи ее глубже неба.    Сама она совершеннее всего в раю, а озеро и рай светом ее лика только и озарены.
Меж тем две яхонтовые бабочки с алмазными крыльями, прилетев, уселись на ее сладостно-благоуханных волосах. Лилит посмотрела и улыбнулась.
- О-о, если б они навеки остались у меня на волосах... И тут же нарвала цветов, что несметными разливами сияли и благоухали вокруг
нее, и лепестками их осыпала волосы.
Адам, не отрывавший восторженных взоров от подруги, вдруг осмелел и при­близился к ней. Лилит, увидев, что отражение Адама смешалось с ее отражением, гневно поднялась и метнула в него яростный огонь своих очей.
- Лилит моя, прекраснейшая из ангелов, - пролепетал Адам, - что у тебя за цве­ты?
- Эти? Чудесные они, тебе не понять, - небрежно прервала его Лилит.
- Нет, друг мой, в Эдеме я знаю уголки, где даже не ступала нога создателя. Я знаю такие несравненные цветы и с таким дивным благоуханием, знаю такие свет-лолиственные деревья, ветки которых наклонились под бременем соблазнитель­нейших плодов! Не хотелось бы тебе прогуляться в тех местах?..
Адам говорил столь ласковым голосом, что на миг смягчился гнев Лилит.
- Хорошо, Адам, пойдем, пойдем, но не сегодня, после, после...
- Лилит, прелестная моя, да когда хочешь, однако теперь надвигается, ночь, пойдем ко мне в шалаш, что построил я подле соловьиных гнезд: усыпан он благо­вонными цветами. Усни там, а я буду оберегать твой сладкий сон...
- Нет, нет, оставь меня одну, я сегодня сильно устала. — И стопы Лилит, легко скользя, устремились в чащу Эдема.
Адам не нашелся, что ответить. Молча, уныло последовал он за ней.
- Адам, оставь меня одну, молю тебя!..
- Но, Лилит, несказанно вожделенная Лилит,когда же нам свидеться? И когда...
-Завтра! - властно прервала Лилит Адама и мгновенно исчезла в кустах.

 

Лилит, присев у родника, прислушивалась к его мелодическому журчанию, гля­дела на сверкавшее созвездиями райское небо, и пламенные гирлянды светил опья­няли ее сердце несказанной истомой.
Так, опьяненная звездами, уснула она в цветах и проснулась от дышавших лю­бовью соловьиных трелей.
Взошла заря, неся с собой мечтательно-прекрасные, дары, и загорелась над рай­скими садами, окрашивая непередаваемо-волшебными переливами лучей и цветов.
Адам, с полной корзиной плодов и цветов, направляясь к шалашу Лилит, изда­ли окликнул подругу.
Ответа нет.
Окликнул снова, и снова не получил ответа.
В нетерпении несколько раз обошел родник, осматриваясь кругом. Лилит все
не было.
Прошел он к берегу озера, побродил в садах, заглядывая за каждый кустик, за каждое деревцо. Опять вернулся к роднику. А Лилит все нет как нет.
"Что же с ней, с Лилит, могло случиться? - раздумывал Адам. - Может быть, блуждая незнакомыми тропами, Лилит попала в дальние сады и заблудилась. Надобно искать, искать".
И, оставив корзину у родника близ шалаша Лилит, Адам поспешил на поиски.
Весь день бродил он, громко окликая Лилит. Увы, безуспешно!
Наступал вечер, и вот спустилась ночь.
Адам, не в силах отыскать в темноте обратного пути, утомленный, уснул под деревом.
И только на заре, когда молочно-белое сияние залило и небо и рай, Адаму уда­лось набрести на знакомую тропинку.
Бегом, задыхаясь, еще издали увидев Лилит у родника, крикнул он:
- Лилит, доброе утро!
- Не подходи, я еще не умывалась!
Адам, услышав голос Лилит, пережил снова вчерашние мученья с такой же остротой. В сердце его запылал гнев. Хотел он жестоко укорить Лилит, однако сдержался.
- Где ты была вчера весь день? Столько я искал, столько искал... - ласково до­прашивал Адам.
- Вчера? Вчера я пришла к озеру, но не нашла тебя, ты не приходил, - ответи­ла Лилит. — Потом, увлекшись погоней за ланями, я очутилась в новых, еще неве­домых местах. Что за чудесные соловьи были там! Упиваясь их песней, осталась я там до вечера.
- Но странно, когда же ты успела прийти к озеру? Одной ногой я был здесь, другой - там. И, наконец, в раю так долго бродил я. Где же ты была, что я никак не мог отыскать тебя?
- Но ведь я ждала тебя и здесь, и на берегу озера, а тебя не было ни тут, ни там! - сурово ответила Лилит.
С минуту Адам молчал. Адам размышлял: ужель он не заметил Лилит? Неве­роятно, но...
И, успокоившись, с сердцем умиротворенным молвил:
- Прекрасная Лилит, чудесные плоды я принес тебе!
- Погоди, волосы свои я еще не убрала.
-И для чудесных волос твоих принес я цветы, окропленные сиянием зари.
- Спасибо, у меня их много. Подожди еше, я сейчас вернусь. И ждал Адам.
Лилит, как легковейный пламень, подбежала к Адаму, едва касаясь земли.
- Ах, опять те же чудесные плоды, что нашла я у шалаша моего!
- Я их принес для тебя из тех прекрасных мест. Сейчас мы пойдем туда, не так ли, жизнь моя?
- Пойдем, времени еще много, - молвила Лилит и принялась завтракать. Адам сел слева, весь отдавшись сердечной тревоге.
- Ах, Лилит, - молвил он, - и впрямь ты безжалостна. Одиночество измучи­ло меня.
И с тоской обнял он стан Лилит и от всей души прижал подругу к истомлен­ной груди своей.
Лилит вырвалась из объятий Адама и, вскочив, сказала голосом плачущим:
- Уж очень грубо ты обнимаешь меня, Адам, кости мне переломал! И, повернувшись спиной к Адаму, нахмурилась Лилит.
И стан ее казался златопламенней, чем чудесный пурпур зарева, что украша­ет рай.
Взглянул Адам, и сердце его сокрушилось. И нежно взяв руку Лилит, с мольбой глядя в ее очи, молвил он:
- Лилит, жизнь моя, прости! Лилит, душа души моей, не гляди на меня так без­молвно и грустно. Улыбнись, скажи хоть слово! Ах, когда б я имел тысячу ушей, чтоб тысячу раз слышать твой сладкозвучный голосок и не насытиться!..
Лилит присела. Наступила напряженная тишина.
- Адам, - прервала безмолвие Лилит, - давно ли сотворил тебя бог?
- Давно, моя прекрасная.
- Что ты делал в раю?
-Бродил один-одинешенек и искал себе друга среди бессловесных тварей.
-Ужель не нашел ты под стать себе?- сверкая хитрыми очами, испытывала Ли­лит Адама.
- Нет, Лилит, вот почему бог и сотворил тебя для меня.
- Меня бог сотворил для тебя? Ха-ха-ха! - раздался раскатистый смех Лилит.  Адам обиделся. Наступило горькое молчание.
-Да, да, - огорченно заговорил Адам, - бог тебя сотворил для того, чтобы я. не жил одиноким, чтоб имел я друга...Жизнь моя исходит любовью к тебе, а ты? Ты не знаешь, что без тебя мне и рай не в рай, а жизнь - сплошное горе... Богу неугод­но это. Разгневается он на нас. - И вздрогнул Адам; слезы зазвучали в голосе его.
Лилит взглянула на грустное лицо Адама и разразилась смехом. Но лишь на мгновенье. Потом взгляд ее стал сладостным - имя божие образумило ее.
- Что же ты плачешь, Адам? Почему так говоришь? Ведь я была всегда добра
к тебе... И огнеперстыми руками нежно коснулась она косматой бороды Адама.
Невыразимой истомой преисполнилось его сердце. Он был готов припасть к ногам Лилит и молить о прощении.
- Хорошо, Адам, дорогой мой, - полным ласки голосом заговорила Лилит. - Из-иови для меня этот порхающий цветок.
- Это — мотылек.
- Все равно, лови.
Адам погнался за мотыльком и никак не мог поймать его.
- Хочешь, я поймаю сейчас же? - молвила Лилит и, сделав прыжок, мгновен­но схватила бабочку.
-Видал, а? Ну и неповоротливый же ты!
- Прыгать, как ты, я не могу, - защищался Адам с оттенком обиды в голосе, - а нот бегать взапуски умею.
- И этого не можешь ты, - возразила Лилит, - не хвались.
- Могу! - возразил Адам. - Давай попытаемся.
- Понапрасну устанешь. Адам настоял на своем.
- Хорошо, - сказала Лилит, - ежели меня поймаешь, самый вкусный райский плод я отдам тебе.
- Разве есть такой, которого не отведывал бы я в райских садах? - удивленно I просил Адам. - Как называется он?
- Поцелуй!
- Поцелуй?-удивленно и вопросительно повторил Адам.
- Да, поцелуй, слияние уст с устами. Ведомо ли это тебе?
Адам размышлял - откуда это известно Лилит, давно ли и как?.. И с недоуме­нием взглянул он на Лилит. А Лилит безмолвно глядела в глаза Адаму, и ее взор ог­ненной стрелой пронзил зрачки Адама, и запылало его сердце.
Понял Адам и восторженно согласился.
Бежала Лилит живо и легко, Адам за нею - тяжело дыша. Пряталась Лилит в кустах, прыгала, останавливалась на миг и, хохоча, звала:
- Беги, беги, лови, я жду!
И Лилит ожидала его, сложив губы ярким цветком.
Адам, обезумев, остановился.
- Адам, из чего сотворил тебя бог? - спросила Лилит, приближаясь к нему.
-Из глины, но по образу своему.
- Из глины? Из земли... - хохотала насмешливо Лилит. - Потому-то ты так не­уклюж, неотесан и груб.
Адам разъярился и, собравшись с силами, погнался за Лилит. Он едва не пой­мал и не стиснул ее в своих объятиях, однако пальцы его только слегка коснулись полос Лилит. А Лилит мгновенно взвилась, как жаворонок, и скрылась в зарослях кустов с хохотом и криком.
- Приходи, Адам, пойдем завтра гулять в раю!
Адам, побежденный и опозоренный, долго оставался пригвожденный на месте, не сводя глаз с кустов, скрывших Лилит.

 

На заре пришел Адам и стал бродить вокруг родника. Он дождался, когда поя­вилась Лилит, принаряженная цветами и преисполненная неги.
- Итак, ты говоришь, что нам надо пойти в те места, которые ты так расхвали­вал вчера? - спросила равнодушно Лилит.
- О несравненная Лилит, похвала - пустой звук, надобно своими глазами уви­деть там все эти дивные чудеса: сады, родники, озера, чтобы уразуметь беспре­дельную пышность рая.
И Адам указал на тропу, уводившую в рай.
- Нет, пойдем вот так, - молвила Лилит, указывая на противоположную сторо­ну.
- Прости, красавица моя, вот путь, - тихо сказал Адам.
- Нет, пойдем так! - настаивала Лилит.
- Бесподобная Лилит, эта дорога не очень хороша. Я знаю все тропинки, и всех красивей та, которую я указываю тебе.
- Нет! - в сердцах воскликнула Лилит. — Мне так хочется; ежели ты не пой­дешь, я пойду одна.
И она шагнула по искусительному пути.
Адам покорно последовал за нею. Немного пройдя, Адам решился заговорить.
- Очаровательная Лилит, молю тебя, теперь попытайся пойти путем, который я избрал.
- Отлично, - уступила Лилит, - пусть будет по-твоему, - и добавила: - Я всег­да делаю так, как ты говоришь.
По обеим сторонам пути сады пестрели благоухающими цветами, бесконеч­но переливаясь всеми оттенками радуги. Подобно грезам, стаи мотыльков порхали над зарослями цветов. Бананы и ананасы окружали озера, где резвились искромет­ные рыбы среди кувшинок и лотосов.
Под сенью густолиственных дерев прохаживались серебристо-радужные пав­лины, окруженные изумрудно-пурпуровыми райскими птицами. Отовсюду не­слось щебетание райских певуний, реявших, подобно грезам, в душистом воздухе, напоенном истомой неразделенной любви.
С золотостволых деревьев свешивались гирлянды соблазнительных разноцвет­ных плодов.
Лилит срывала, что ей хотелось, и отведывала с восторженным удивлением. Она была упоена прелестями рая, изумленно озиралась, разглядывала все вокруг.
- Жизнь моя, - молвил Адам, - вот здесь мой шалаш.
Однако Лилит, казалось, не слышала Адама и шла в очарованном самозабвении.    Она не шла, а точно порхала; светозарные ноги ее едва касались земли.
А Адам тяжелым и твердым шагом следовал за нею, не сводя глаз с ее кудрей, трепетавших, как огненные языки.
Адам шел, несомый могучей и безудержной волной страсти, чтобы распылиться под ногами Лилит. Ускоряя шаги, подошел Адам к ней, робко сжал ее пламене­ющую руку и томно проговорил:
- Мой чудный друг, посмотри вдаль - какое величие!
Лилит окинула даль равнодушным, косым взором. Горы, сиявшие серебристо-снежными вершинами, казались погруженными в лазурную тишину. С высоких утесов бурно низвергались водопады, оглушая грохотом ущелья, где отдыхали ста­ла золотистых ланей.
У горных подножий мерно вздыхала атласно-голубая морская гладь; над золото­гривыми волнами, касаясь грудью их пенных гребней, реяли среброкрылые чайки н рассыпались по дальним изумрудным островам. Там благоухали многокрасочные цветы, и высокие стройные пальмы колыхались под дуновением райских ветерков.
- Видишь, жизнь моя, как все это красиво, - прошептал Адам, нежно обнимая стан Лилит. - Ведь говорил же я тебе...
- Недурно, но дорога, о которой говорила я, тоже хороша, - молвила Лилит и, изогнувшись, выскользнула из объятий Адама. Остановилась она на берегу ближ­него ручья, что с задорным звоном катился по разноцветным камешкам.
- О, как красивы эти камешки, как пленительны они, золотистые, синие, зеле­ные, красные!.. Адам, набери мне горсть этих камней.
- Лилит, они ничего не стоят. Я знаю такие камни, что сверкают, как солнце, прозрачны, как вода, тверды и несокрушимы.
-А где же их можно найти, Адам, милый, где они?
-До них очень далеко, находятся они в глубоких, бездонных ущельях, в тесни­нах скал, в дальних, дальних местах.
- Скажи, когда же ты их принесешь, Адам? - И Лилит нежно вложила свою руку в руку Адама.
- Если тебе угодно, моя бесподобная, отправлюсь я сегодня же и принесу тебе завтра, - ответил Адам, восхищенный тем, что может порадовать свою подругу.
- Иди, Адам, иди сейчас же. Какой ты хороший, Адам! - И ласково погладила она чело Адама.
Адам с трепетом сердечным тихо взял изумительную, как лилию, руку Лилит и приложил к своим устам. Сладостный поцелуй отозвался в груди его.
Потом, бросив прощальный взгляд на Лилит, быстро тронулся в дорогу, напут­ствуемый блеском ее пламенных очей, полных сладостных обещаний.
Лилит, слегка вздремнув, другой тропой направилась к себе в шалаш. Вдруг по­встречалась ей змея с приподнятой головой. Лилит метнула взор на змею, змея - на Лилит. И обе застыли на месте, зачарованные друг другом.
Райской деве показалось таким привлекательным волнистое извивающееся к'ло змеи: красивое, тонкое, готовое взметнуться.
Долго, долго глядела Лилит, но вдруг змея, испугавшись искрометного ее взгля­да, свистнула и мгновенно скрылась между камнями.
Тем временем Адам, запыхавшись, бежал, стремясь добраться до ущелья, где были залежи прекрасных камней. Добравшись до них, он живо принялся собирать разноцветные камешки.
Без устали, без ропота карабкался он по кручам, из скалистых недр зубами вы­рывал камни, не щадя , ни рук, ни ног, но озаренный единственной мыслью-сло­жить к ногам чудесной Лилит свои дары.
Удивлялся Адам, что с той поры, как увидел он Лилит сердце его переполни­лось сладостной истомой; самый рай в его глазах с того дня сделался в тысячу раз прекрасней, и каждый миг его существования таил в себе новый смысл и неизъяс­нимую прелесть...
Адам, сгибаясь под тяжестью ноши, уже в сумерках, запыхавшийся,вернулся к озеру, где Лилит с нетерпением поджидала его. Она держала кошку и, истомясь ожиданием, порывисто гладила ее пушистую шерсть.
- Лилит, блаженство души моей, Лилит, вот я принес тебе! - крикнул еще из­дали Адам.
Увидя отражение Адама в воде, Лилит обернулась к нему так, будто это прои­зошло нечаянно.
- Это ты, Адам?
- Прости, жизнь моя, что не успел вернуться раньше. Далеко, очень далеко в поисках камней зашел я. А ты давно уже ждешь меня?
- Нет, Адам, только что пришла. Не хотелось мне идти - голова отяжелела; при­шла так, сама не знаю зачем. А камни принес? Дай-ка поглядеть.
И со сдерживаемым нетерпением устремила Лилит взоры на камни.
- О, что за диво, какие алмазы, как они прекрасны, как прекрасны! - восто­рженно лепетала Лилит.
- Разве алмазами они зовутся? Откуда ты это знаешь? - с удивлением спросил Адам.
- Да уж так, я знаю. Адам, друг мой, дай я поцелую тебя, ах, какой ты добрый! И Лилит, не в силах сдержать свою радость, бросила кошку, подпрыгнула и по­целовала в лоб Адама.
Адам, точно обезумев, улегся в ногах у Лилит и изумленно следил, как она, погружая нежные пальцы в корзину, играла алмазами, брала их на ладонь, рассматривала, улыбалась про себя; потом высыпала в корзину и снова брала.
- Что за чудесные камни, все в радужных искрах! Какие ослепительные яхон­ты, что за нежно-зеленые изумруды, что за лазурная бирюза!.. Не перечесть все­го - их так много, много...
И Лилит, играя камнями, обволакивала их прядями своих кудрей и вновь соби­рала, пока не взошла на небо полная луна, озаряя божественный Эдем.
Лилит сидела под гранатовым деревом. Нежные лунные лучи окутали ее про-
мрачной дымкой. Сердце Адама трепетало и словно силилось вырваться из груди его.
-Лилит, бесподобная Лилит, ты мудра, скажи, что за чувство гнездится в серд­це моем с той поры, как я увидел тебя? Яжажду раствориться у ног твоих: хочу припасть к земле, по которой ты стаешь; х отел бы я увенчать солнцем голову тою и усыпать путь блестками лунных лучей.
Лилит внимала Адаму, и сдержанный смех трепетал в уголках ее уст.
- Скажи, прелестнейшая Лилит, чем объяснить это: когда я подле тебя, рай ка­жется мне краше и милей; когда же тебя нет со мной - рай точно пустеет в глазах моих и жизнь становится горькой и тяжелой? И во сне и наяву мечты мои полны только тобой. Ты вечно у меня и в сердце и в глазах...
Лилит, полусмеясь, но с холодком в глазах лукаво отвечала:
- Любовь, Адам, любовью это зовется.
- Любовь?.. Откуда ты знаешь?..
- Я давно знаю, Адам.
- Любовь! Заветное и страшное слово... Любовь, да, и бог нам сказал: любите друг друга. И я люблю тебя, Лилит, бесконечно любимая Лилит, необъятно лю­бимая Лилит. Ялюблю тебя... И как могу тебя не любить, — ведь ты очарователь­на, чудесна, чудесна, безгранично чудесна! И теперь я познал: любовь-душа все-ленной. Это любовь одарила птиц сладостным дыханием ветерков и рокотов клю­чей. Любовь причиной тому, что я дышу ароматами гвоздики и фиалок на тропах,   Тобою пройденных. И знаешь, Лилит, море, бурей объятое, что бьется о скалы ва-пами, высокими, как горы, слабее и немощнее моей любви, безудержно стремя­щейся долететь до ног твоих и рассыпаться безмолвной пеной. Хочу я с благого-вейным восторгом припасть к устам твоим и в поцелуях раствориться, исчезнуть. Ах, как я люблю твои брови, пленительная, желанная Лилит! Брови твои — две радуги; как радуги, раскинулись брови твои над небом очей твоих. На небе очей твоих я вижу едва заметные росинки, в которых пылают тысячи тысяч солнц. Ты-сячи солнц, пылающих в очах твоих, сжигают душу мою; душу мою вы­жигают. Дай мне забыться, глядя тебе в глаза. Дай забыть весь рай, глядя в глаза твои!
И прильнул Адам устами к очам Лилит, и прильнул он устами к бровям и к ве­кам Лилит.
Лилит оставалась равнодушной к ласкам Адама. Лилит казалась задумчивой.
- Адам, что находится по ту сторону рая?
-Там земля, сухая и увитая тернием. Да сгинет та земля. Я люблю твою шею, Лилит! Твоя шея стройна и нежна, выше и нежнее тех тополей, что стерегут рай- ские врата.
И Лилит со смехом подставила шею свою, и Адам целовал и снова целовал ее  любовным томлением.
- Адам, кто живет на той земле?
- Сатана живет, Лилит, и да сгинет сатана! Ялюблю твои уста, Лилит. Чудо рая твои уста, Лилит!..
- Адам, а кто такой сатана? - прервала Лилит его нежное излияние.
-Он - враг божий. Ангелом был он когда-то светлым, мудрым и прекрасным, но восстал против бога, ополчился на него. И бог наказал его: с неба сбросил сата­ну и с ним все рати его и навеки проклял их. Да будут они прокляты!
 Ялюблю, Лилит, твой рот, источающий нектар неиссякаемых и необъятных соблазнов, несказанных утех; в нем золотая пчела копит соты сладчайшего меда.
Твой язык в звонко-любовных песнях превосходит всех соловьев, и пленитель­ней он щебета всех птиц. В одном лишь сладостном поцелуе твоих уст таится для меня весь рай, в поцелуе одном обрел я счастье всей вселенной...
И Адам потянулся истомленными устами к устам Лилит; однако Лилит, закрыв ладонями уста Адама, с силой оттолкнула его и отпрянула сама.
Обессиленный, Адам упал наземь.
- Клонит меня ко сну, - молвила Лилит, - завтра жди меня на берегу озера.
И быстрее птицы исчезла в набегающей мгле. Адам помутившимся взором про­вожал искрящийся след умчавшейся Лилит.
Утром Адам, открыв глаза, увидел себя на земле, а Лилит не было. Он решил, что это сон. Вновь сомкнул глаза - Лилит не было.
Вдруг вспомнил он последние слова Лилит.
Быстрыми шагами поспешил Адам на берег озера и, устремив взор на райские тропы, стал ждать.
При каждом шорохе лани сердце его колотилось; от дуновенья ветерка, колы­хавшего деревья, волновалось оно. Так изнемогал он от ожиданья до самых по­следних сумерек - Лилит не приходила.
Адам в отчаянии бросился на траву, закрыл глаза и стал мечтать о Лилит. В при­брежных камышах раздался слабый стон; Адаму показалось что то стонет сердце его.
Быстро вскочив, отломал он стебель тростника, провертел в нем несколько от­верстий и начал играть.
То не музыка была, а сама любовь струилась из отверстий свирели, превраща­ясь в слезы и томление, в томление и слезы.
И пел Адам:

 

-Лилит, Лимит,ты судьба моя!
                                            Без тебя — ничто бессмертие.
                                            Ты —рай желаний, Лилит,
                                           Чудес и влечений единственный рай ты,
                                            Мечта ты, диво и волшебство, Лилит,
Запечатленная тайна ты. Лилит,
                                         Источник солнца ты, Лилит,
                                        Всесокрушающих и жизнь дарующих влечений
                                        Солнечный источник ты,
                                         Непобедимая ты,
                                         Лилит, Лилит, вечная Лилит!..

 

Долгую бессонную ночь скитался Адам, изливая в песнях свою горестную то­ску, что жгла его сердце. Прошел еще день - не было Лилит. Адам все бродил и вздыхал. Пламенел он, испепелялся, и не было в раю студеного родника, из которо­го он мог бы утолить жажду.
Адам решил: как только встретит Лилит-осыпать ее горькими упреками, же­стоко укорить и даже пригрозить ей гневом божьим, - так измучена была душа Адама, вконец измучена!
В сумерках вдруг из-за кустов предстала Лилит, овеянная несчетными соблаз­нами, в сиянии своей красоты.
Адам как безумный кинулся к Лилит, мгновенно позабыв всю жгучую ярость любовной тоски.
И увидел он Лилит цветущей и бодрой; она спешила за змеей, не отводя взора от переливчато-черных извивов ее.
Адам окликнул Лилит и во весь дух бросился к ней.
- Лилит, остановись, куда ты бежишь, стой!
- А что тебе за дело, куда я бегу? Зачем ты преследуешь меня? - в сердцах ото­звалась Лилит.
- Как так? Ведь повелел же бог мне следовать за тобой, а тебе быть покорной мне?
- Как, чтоб я покорялась тебе? Кто ты такой? Кто ты такой? Прочь с глаз моих, комок твердой глины! — пренебрежительно воскликнула Лилит и, взвившись, точ­но пламень, исчезла в воздухе.
Полный отчаяния, Адам пошел с жалобой прямо к богу.
- Господи, какого друга ты мне дал! - воскликнул Адам, с трудом сдерживая гнев. - Лилит не внимает твоим веленьям; не покоряется мне. Она меня пленяет, то­мит и, не утоляя жажды моей, мгновенно скрывается. Л сгораю вдали от нее и вновь сгораю при ней. Зловещий пламень она, вихрь жгучего огня,терзаюсь, терзаюсь я...
Бог, успокоив Адама, отправил его назад. И призвал бог к себе Лилит. Однако Лилит не откликнулась на зов творца. В гневе бог послал ангелов Сеноя и Сансе-ноя, чтобы они отыскали и привели к его трону деву-ослушницу.
Лилит привели. Опустив взоры, предстала она перед создателем.
Творец, негодуя, воззвал:
- Мной сотворены Адам из глины и ты из огня для того, чтобы вы дополняли друг друга. Ты должна любить его и во всем покоряться ему, супругу своему: ты
сотворена для него. Знай, если ты не покоришься, я жестоко накажу тебя... Иди те­перь к Адаму, такова воля моя!..
На берегу ручья, под ивой, грустно сидела Лилит, с ликом сладостно-печальным И бледным, как жемчуг, подпирая голову рукой. Венок райских роз, украшавших ее голову, уже успел поблекнуть...
Адам, ожидавший ее возвращения, подошел и сел подле, он робко взял холод­ную руку Лилит и, весь трепеща от избытка желаний, тихо шепнул:
-Лилит, душа души моей, зачем грустишь, зачем ты так печальна? Почему ты не улыбаешься, моя чаровница? Ах, лучезарная моя Лилит, зачем ты молчишь? Ужель не знаешь, что любовью к тебе я только и живу? Попробуй сжать мое серд­це - и оно истечет любовью. Вселенная - и та не вместит любви моей...
И, преисполненный безудержных желаний, он коснулся устами золотых кудрей Лилит, облобызал их и прижал к глазам своим.
Однако Лилит оставалась безмолвной и безучастной, устремив недвижные очи вдаль.
- Лилит, несравненная моя, пойдем ко мне в шалаш, я нарвал лучших плодов. Из цветов дивный нектар выжал я и с сотов пчелиных сладчайший мед собрал. Из роз сплетено для тебя ложе. С блаженными мечтами ты отойдешь ко сну, и до утра я буду, оберегать мирный сон твой. До зари я буду играть на свирели, приманивая нежных соловьев и радужных мотыльков. Они будут петь, порхать-плясать и тебя забавлять.
Однако Лилит была по-прежнему безмолвна и равнодушна.
Адам обнял ее стройный стан, приподнял и, подхватив на руки, понес Лилит к себе в шалаш.
Лилит была утомлена сердечным волнением. На нее подействовал разгневан­ный взор бога. Безвольная, улеглась она на цветочное ложе.
Адам положил ее голову к себе на колени и, восхищенный, очарованный, смо­трел на ее ослепительную наготу, простертую на пурпуровых лепестках райских роз. Закрыв очи, Лилит, беспомощная и покорная, напоминала лань, трепещущую от малейшего ветерка. И была она бледна, как жемчуг.
Адам, лаская Лилит, лепетал:
"Люблю, люблю я тело твое, ибо чудотворно тело твое!
И светозарно тело твое, — светозарней, чем вспышки молнии в непроглядной ночной тьме!
Тело твое - сосуд всех бессмертных даров; тело твое бесподобный вертоград всех пламенных желаний и томлений.
Тело твое благоухает нежнее мускуса, что источают эдемские лани; оно благо­ухает дремотным ароматом жасмина и нарцисса и в грезы превращает извивы рай­ских троп!
Перси твои благоуханней мирро и росного ладана, которыми сочатся райские деревья; ими освящаются следы божий..."
И пламенными устами ласкал Адам тело Лилит и вдыхал свежий аромат ее бе­дер; они были свежее росы, засверкавшей в первые дни творения на травах и на листве.
И жаркими перстами касался Адам персей Лилит, изливая пламень сердца:
-Всем сердцем люблю я перси твои, превосходящая ангелов Лилит. Перси твои - два струящих свет снопа нардовых и цикламеновых цветов, увенчанных двумя шапками девственных роз; два навевающих безумие снопа цветов, опьяняющих душу мою и отрывающих душу мою от тела!..
И поцеловал Адам грудь Лилит, трепетным устами припав к соскам ее.
Лилит смежила веки; она была холодна и равнодушна и не внимала страстным словам Адама.
-Лилит, божественная Лилит, дай коснуться уст твоих. В одном только страст­ном поцелуе уст твоих я обрел бы весь рай. До конца изведал бы я всю тайну веч­ности и беспредельности мироздания, одним кипящим и страстным, бесценным, несравненным поцелуем в уста твои!..
Адам не помнил себя, весь мир скрылся из глаз его. И были лишь перед ним одни уста Лилит, что осыпал он поцелуями неутомимыми и бесконечными; страст­но упиваясь сладостью тела Лилит, не мог Адам утолить своей безумной жажды,    Адам не помнил себя, весь мир скрылся из глаз . И были лишь перед ним одни уста Лилит, что осыпал он поцелуями неутомимыми и бесконечными; страстно упива­ясь сладостью тела Лилит, не мог Адам утолить своей безумной жажды, - и убыва­ла душа Адама, растворяясь в нескончаемости поцелуев...
И вдруг порывистым змеиным извивом вырвалась Лилит из теснивших ее тяж­ких объятий Адама, выскочила из шалаша и скрылась в ночной темноте.
Адам лежал в беспамятстве до зари.
Придя в себя, он вспомнил, что Лилит вырвалась из его объятий и бежала в ноч­ную мглу.
Сокрушенно приподнялся.
Попытался было Адам снова найти Лилит и слезно молить о возвращении. С жалобной мольбой призывал Адам Лилит, но вместо ответа слышал лишь от­звук своего голоса.
Всюду разыскивал он ее: на берегу озера, у родников, в садах и пещерах. И ни­где не нашел Адам следов Лилит.
Долгие часы бродил Адам по райским тропам, исступлено целуя траву и зем­лю, по которым ступала Лилит.
Долгие часы проводил он в местах, где бывала Лилит. И в этих грезах, смежая веки, силился увидеть Лилит.
И в этих его грезах образ Лилит казался еще более желанным, более желанным и неодолимо манящим.
Охваченный роем грез, вздрагивал Адам от боли в сердце и, обуянный безу­мной страстью, пускался бежать.
Он уже достиг пределов рая, по ту сторону которых расстилалась пустынная, бесплодная земля.
Измучился Адам и присел отдохнуть.
Охватив голову руками, горько оплакивал Адам безотрадную судьбу, и в жгу­чих воспоминаниях томили его незабываемые и ускользающие прелести Лилит, как вдруг, точно во сне, долетел до него ее радостный, светлый смех, отозвавший­ся в сердце Адама весенним рокотом соловья.
Взор, засиявший надеждой, жадно устремил Адам в ту сторону, откуда доно­сился смех... И открылось Адаму страшное зрелище; оно, это зрелище, словно не­стерпимая молния во тьме беспросветной ночи, пронзило черный сумрак души его.
Над райской стеной, отгородившей эдемские рощи от мрачной и увитой терни­ем земли, узрел Адам голову сатаны, озаренную черным блеском глаз его - злоб­ных   И коварных.
Увидел он Лилит, обвивавшую шею дьявола.
В порыве неудержимого желания впивалась Лилит устами в уста сатаны. И смеялись они - блаженные и счастливые...
Адам, обезумев от ревности, исступленно вскричал: — Лилит, Лилит, Лилит, ты ли это?!
И услышал Адам злорадный смех сатаны-победителя, и загремел этот смех, точно гром над головой его.
И видел Адам, как сатана, охватив Лилит, скрылся с нею за стеной рая... И за­волоклись туманом глаза Адама, и все исчезло из глаз его.
Как безумный, не зная устали, блуждал Адам в дубравах рая. Опустел для него Эдем, и пение птиц лишь раздражало его.
"Лилит, Лилит, ах, Лилит!" — со стоном и в слезах взывал он, и жалобный плач его пронизывал И обжигал листву.
Ночью в кошмарных видениях ему неизменно снилась предательница Лилит в объятиях сатаны.
Безнадежно ныло сердце Адама; проклиная бога и бессмертие - смерти лишь одной алкал он.
И бог услышал ропот Адама; сжалился он над ним и сказал себе: 'Невозможно рвущийся к небесам пламень сдружить с прильнувшей к земному праху глиной".
И навел бог на Адама крепкий сон, и из ребра Адама сотворил ему нового дру­га - Еву, с тем чтоб она, в согласии со своим естеством, была покорна Адаму, мог­ла бы одного лишь его любихь, покоить и ублажать.
Открыв глаза, Адам увидел подле себя новую подругу, хоть и не совершенную и не такую огненно-прекрасную, какою была Лилит, но все же красивую, источав­шую запах земли и человечную.
Приблизилась Ева к Адаму, склонила голову к нему на плечо кротко улыбну­лась, преданным взором погружаясь в печально-мечтательный взор Адама.
Однако Адам, в объятьях Евы слыша шелест роз, в шелесте этом чувствовал
чихание Лилит. В райских благовониях ему чудилось сладостное тело Лилит, и и пении соловья слышался ему голос Лилит.
Когда добрая Ева приникала к Адаму и россыпью черных волос закрывала лицо его, Адам все же видел перед собой одни только золотые кудри Лилит.
Поднималась ли буря, - Адам видел Лилит, проносившуюся мимо; молниям рассекала небо - Адаму чудилось, что это пламенная страсть Лилит пронзает ему
душу.
Закрывал ли глаза Адам, в мечтах он видел беспредельно-прекрасный образ Лилит; глядел ли на звезды - в звездах видел Адам очи Лилит и в вечном солн­це - всю Лилит...
"Ева'- призывали его уста, именем "Лилит" откликалась душа.
И когда Адам, стремясь забыться, обнимал преданную Еву, прижимал ее к груди И лобызал, - он видел себя припадающим к Лилит, целующим Лилит, ласкающим Лилит и только одну Лилит.
И прожил Адам весь век свой, неустанно и неутолимо ожидая Лилит, и умер Адам, вздыхая и мечтая об одной лишь Лилит...


 

  Венеция, 1921. Перевод Я. Хачатрянца

Содержание | Начало страницы

1 2